Время terra incognita - Страница 86

Догадывались ли они о своём будущем? Боялись ли его? Или даже стремились к бездумной «святости», мечтали о ней с тем же жаром, с каким нормальные советские мальчишки мечтают о космических кораблях и удивительных городах в дальнем внеземелье? В современном мире человек бесконечно слаб перед силой порождённых им технологий способных как вознести за пределы небес, к яркому и зовущему свету звёзд, так и втоптать в прах, превратить людей в чудовищ.

Связанная боями с войсками «святого легиона», красная армия не могла остановить катящуюся волну бывших людей с выключенной человечностью — заражённых. На их пути вставало спешно формируемое из частей гражданской самообороны ополчение. Отступая, цепляясь за каждый клочок земли, будто под сильным ветром страшной, ураганной силы, они замедляли катящуюся из Объединённого Халифата волну, давая время на эвакуацию небоеспособного населения из очередного, вдруг ставшего пограничным, города. Замедляли, но остановить не могли. И отступали, отступали. Закрепляясь в пустых городах, часто в своих собственных — в родных. Защищая дом, где раньше жила любимая девушка. Школу, в которой когда-то учились. И театр, где на гранитных ступенях, в девятом часу вечера, первый раз в жизни когда-то поцеловались.

Враг не брал пленных. Попасть в плен к «психам» значило стать одним из них, превратиться из человека в управляемое психопрограммой тело и поднять оружие на вчерашних товарищей. Попадать в плен никак нельзя.

Части «святого легиона» атаковали защищаемые красной армией города. В отличие от моря заражённых, солдаты легиона подвергались психопрограммированию в минимальных пределах. Они сохраняли разум, сохраняли личность и потому оставались людьми. Они были умелыми, опытными, хорошо вооружёнными врагами.

Небо порезано истребителями на ленточки. Словно сухие листья, падают выведенные электромагнитным импульсом, крохотные беспилотники Дымные полосы от взлетевших ракет встали медленно ползущей по ветру серой стеной. Дальнобойная артиллерия выкашивала целые армии на расстоянии в десятки километров. Тысячи современных танков, каждый из которых представлял собой самодостаточную машину разрушения, итог долгого развития военной мысли, аккумулировавшей опыт всех прошлых войн, сходились в боях. Сгорали подожжённые огнём сады и лежали в руинах архитектурные шедевры. Становились пылью музеи. Совсем как люди, погибали скульптуры и картины. Горели леса и стонала под гусеницами тяжёлой техники, ещё вчера бывшая садом, а ныне обожженная, тяжело раненная земля.

В глубоком тылу советского союза выводилась из состояния консервации боевая техника. Спешно формировались ударные армии. Мобилизовались и проходили обучение сотни тысяч военнообязанных. Анализировалась вражеская тактика и строились нацеленные на перелом хода войны планы. Экономика огромной страны торопливо, но планово переводилась на военные рельсы.

Объединённый евроазиатский халифат также не медлил. Всё новые стати запрограммированных переходили границу, усиливая напор уже выдыхающейся атакующей волны. Сотни тысяч «святых» смертников с промытыми мозгами и выключенной человечностью — камикадзе двадцать четвёртого века — компенсировали отставание Халифата в интеллектуальных боевых системах. Какая разница, кто наведёт управляемую ракету — компьютер или сидящей внутри неё человек? Компьютер справится лучше, но человек гораздо-гораздо дешевле. В парадигме развития объединённого халифата человеческий самопроизводящийся ресурс не стоил практически ничего. Это была чудовищная, но по-своему стройная и логически структурированная система — парадигма развития объединённого евроазиатского халифата. Одна из трёх основных — выросших, набравших силу в колыбели материнской планеты человечества и претендующих на формирование будущего. В огне, боли и крови, сама Земля выбирала к какой мечте поведут её люди.

Где-то там кипели ожесточённые бои и сжигал в топке большой войны людей, превращённых в чудовищ, Халифат. Где-то на луне американский спецназ штурмовал советские лунные базы, торопясь вырвать лакомый кусок, пока идёт война. Американцы оставались верны себе сквозь века. Раз за разом применяя ограниченный набор хитростей, больше похожих на подлость, грели руки на разгорающемся костре большой войны.

Там умирали и свои и чужие. Здесь люди работали. Отрешённо. Самозабвенно. Отдавая все силы: умственные и физические. Отдавая настолько, что их почти не оставалось на рефлексию и стыд от мыслей, что «они там — умирают, а я здесь — работаю». Ум понимал: здесь ты много полезнее и важнее, чем если бы был «там». Работа крайне нужна. Она поможет и даже сохранит жизни тех, кто «там», много жизней. Ум понимал, только вот сердце… Проклятое сердце.

Над Красловском бушевала летняя гроза. Короткая и сильная, как все летние грозы. С росчерками молний и ураганным дождём, продолжавшимся едва ли минут пятнадцать.

Выглянув из-под козырька над запасным входом в четвёртый сборочный цех красловского производственного комплекса, Мотылёк удостоверился, что гроза вот-вот закончится. В иссиня-чёрных тучах появился разрыв. Сами тучи сносило прочь от города, а косые струи дождя, протянувшиеся от туч к земле, разбились на отдельные капли. Одна такая крупная и тяжёлая капля со звоном упала прямо на лоб. Вытерев лицом платком, Мотылёк решил подождать ещё десять минут, пока дождь окончательно не закончится.

У входа в четвёртый цех, под козырьком, прятались от внезапно засверкавшей и заплакавшей навзрыд летней грозы трое рабочих в комбинезонах второго цеха и попавшая под дождь девушка с планшетом в руках и испорченной буйством погоды причёской. Самому Мотыльку четвёртый сборочный цех был без надобности. Он шёл из малой серверной, где вместе с заводскими системными администраторами снимал карту распределения межкластерных информационных потоков, руководствуясь привитым Тимофеем Фёдоровичём принципом «в важных делах доверяй, но проверяй. И чем более важное дело, тем лучше проверяй».