После того как из Краснопресненска приехали его «девочки», Конь так и рвался в бой, возмущаясь медленной работой монтажников, энергетиков, строителей — всех вокруг. Порой и Мотыльку доставалось за некоторую медлительность. Конь как будто стал жить в каком-то ускоренном ритме по сравнению с окружающим миром.
«Девочки» оказались молодыми, но вполне компетентными сотрудницами. Они часто заходили в гости пить чай в жилую ячейку, где жили Мотылёк и Наташа. Как правило: сначала приходил Конь, а они или вместе с ним, или подтягивались чуть позже. Иногда «девочки» приходили без Коня и тогда, окольными путями, начинали выспрашивать у Мотылька о том, кто из них двоих, по его мнению, больше нравится Коню. Как будто у него есть время расспрашивать друга о таких глупостях!
Поначалу Наташа встретила «девочек» холодно, но затем они подружились и, беззастенчиво используя численное преимущество, начали строить мужской коллектив. Причём больше доставалось, почему-то, Мотыльку. Конь, как утка в дождь, непонятым образом всё время выходил сухим из воды.
Ночные посиделки с планшетами вокруг костра заканчивались отчаянными зевками. Учёные расходились по жилым ячейкам. Перед сном Мотылёк невольно бросал долгий и молчаливый взгляд на луну. В степи она казалась больше и ближе. В новостях раз за разом повторялось: космические части красной армии ведут позиционные бои за обладание укреплёнными лунными базами. Очень сложно было совместить в сознании две крайности: он здесь, а на луне война.
На луне — война, а он здесь, где по утрам одуряющее пахнет весенняя степь и звонкий лай Тарлана собирает желающих на утреннюю разминку. Интеллект Эру перековывают в оружие, и не важно, что она сама того желает — так нельзя. Новосибирск выжимает последние проценты производительности, настраивая и управляя работающими на космос заводами и комплексами. Физики завалили Нэлли расчётами чего-то невообразимого. Тимофея Фёдоровича больше нет! А Мотылёк здесь, в строящемся городе, названном в честь первого директора института самоорганизующихся систем. В ещё не родившемся до конца городе, должен стать повитухой десятков молодых искусственных интеллектов за раз. Где-то и когда-то — весной, в степях советского Казахстана. На тонкой, как лезвие бритвы, грани переломного момента, разделяющего кардинально различающееся вчера и завтра. До появления интеллектов и начала лунной войны и после. Как и все люди — узник вечно заключённый в умирающей наносекунде по имени «сейчас».
Голова кружилась от мыслей. Или, может быть, от того, что опять засиделся до половины ночи? Наташа не дождалась, уснула. Но стоило закрыться входной двери, как она проснулась, включила свет, улыбнулась сонной и тёплой улыбкой.
— Разбудил? — расстроился Мотылёк: —Извини…
Наташа помотала головой. Её глаза сияли как звёзды. Да что там звёзды! Наташины глаза сияли куда как теплее и ярче.
Нужно быть более высокого мнения о нашем коллективе, Екатерина Григорьевна. Мы здесь беспокоимся о ядре, а коллектив уже выделил ядро, вы даже и не заметили. Хорошее ядро размножается делением, запишите это в блокнот для будущей науки о воспитании.
Макаренко Антон. Педагогическая поэма
Никто не сомневался: красная армия победит в лунной войне. Это было само собой разумевшимся. Ведь красная армия. Не какая-нибудь, а красная! Та самая, которая всех сильней. Не только от тайги до британских морей, но и на луне — где угодно. Ну как она может проиграть: наша, советская.
Потерять луну? Это и вовсе невозможно. Также невозможно, как — сразу и сравнения не подберёшь — как если бы красная армия проиграла империалистам или святошам. Невозможно. Категорически!
Появляющиеся на новостных порталах редкие сводки обсуждались по несколько дней.
Война была далеко. Война была локальной и такой, несомненно, останется. Шёл пятый месяц с момента масштабных диверсий в Краснопресненске и Чернореченске. Наташа больше не начинала лихорадочно нащупывать во сне ладонь Мотылька, а найдя — цепляться за неё что есть сил, будто вытаскивая откуда-то или прося вытащить её саму. Или шептать сквозь сон, не просыпаясь: —Стой! Не подходи! У меня закончились шприц-пули, я не хочу стрелять в тебя настоящими!
За прошедшее время Красловск изрядно подрос, даже немного принарядился. Обзавёлся площадями и прямыми улицами-спицами. Садами и парками. Лабораториями и заводами. Вернее — одним заводом, объединяющим более мелкие части посредством единой общезаводской сети. На заводе должны будут собирать точную электронику и перерабатывать лежащие в шаговой доступности, под горой Жалфыз-Тик рудные залежи. Но производство высокоточной электроники и переработка рудных залежей не главное предназначение завода. Оно всего лишь приятное дополнение к основному назначению — массовому выращиванию искусственных интеллектов в слабосвязанных сетевых кластерах общезаводской сети. Потому монтажники день и ночь устанавливали новые раковины суперкомпьютеров, концентрируя в единой сети запредельную вычислительную мощность. Потому проложенная сеть была такой странной топологии и такой гибкой, программно настраиваемой архитектуры. Накопленный при рождении трёх существующих интеллектов опыт учтён в полной мере. Сто тридцать один слабосвязанный сетевой кластер (на больше не хватало совокупной вычислительной мощности). Если хотя бы в трети из них родится по интеллекту. Если хотя бы в пятой части. Да пусть даже девять из десяти кластеров окажутся пустоцветом, лишь бы в последнем, десятом, удалось бы зажечь крохотную искорку новорождённого разума. Полтора десятка искусственных интеллектов — приемлемый результат, многократно окупающий все затраченные труды.