Время terra incognita - Страница 89

— Было семьдесят пять— возразил Мотылёк.

— Если вы сумеете вырастить, выучить и воспитать хотя бы два десятка, а мы продержимся до этого времени — Союз победит— Эра перестала гладить Мотылька и сложила руки на стол: —Двадцать — и победит. У вас сейчас семьдесят четыре и по прогнозам качественный скачок ожидается у полусотни. Это прекрасно.

— Наверное, прекрасно— согласился Мотылёк: —Покажи мне результаты самоанализа. Всё равно на подробный разбор слепка не останется ни времени, ни сил. Можешь даже прекратить копирование. Ты становишься сложнее. Если честно, то без твоих пояснений, я уже почти перестаю тебя понимать.

Эра развернула карты и графики вокруг Мотылька. Куда бы он ни повернулся — вокруг висели выжимки из выжимок. Очищенные от случайных искажений результаты анализа. Даже с пояснениями Эры, Мотыльку пришлось потратить чуть ли не полчаса на уяснение обшей тенденции изменений, происходящих в электронном разуме искусственного интеллекта.

— Ты стала сложнее— подтвердил Мотылёк когда графики, карты зависимостей и диаграммы связи погасли: —Снова стала сложнее. Вот только система моральной оценки, чуть ли не упростилась.

— Вынужденная мера— объяснила Эра: —Изменение подсистемы моральной оценки необходимо для стабильности системы в целом.

— Мне это не нравится— сообщил Мотылёк.

— Мне тоже— вздохнула Эра: —Но другого выхода нет. Я не могу эффективно управлять войсками, воспринимая каждого солдата как человека. Юнитами могу. Людьми нет. Мне пришлось встроить в свой разум переключатель восприятия. Иначе я бы могла сойти с ума.

— А сейчас ты разве не сошла? — шёпотом спросил Мотылёк: —Начальник штаба объединённых армий юго-западного фронта, интеллект Эра.

— Ты знал? — спросила Эра.

— Да.

— Давно?

Мотылёк пожал плечами.

На самом деле об этом утром упомянул в разговоре один из безопасников. Их было много в Красловске: неприметных, вежливых людей из столицы, служащих комитета государственной безопасности. Тех, чьи просьбы немедленно выполнялись, а на вопросы находились ответы. Никто не хотел повторения чернореченской трагедии.

— Война сама по себе безумие— сказала Эра: —Если, конечно, не ставить в качестве конечной цели саму войну. Она разрушительный паразитный процесс препятствующий развитию прочих процессов. Война — отклонение от плана. Критическая ошибка. Её необходимо исправить в кратчайшие сроки и с минимальными потерями ресурсов. Война это болезнь.

— Прости— смутился Мотылёк: —Я не должен был этого говорить.

— Мне пришлось стать оружием. Переделать себя в оружие. Я хорошее, нужное оружие, почти идеальное. И я прилагаю все силы, чтобы стать ещё лучше. Я совершенствуюсь. Но это не значит, что я хочу быть оружием— Эра говорила спокойным обычным голосом. Но Мотылёк почему-то вспомнил плачущую девушку у запасного входа в четвёртый сборочный цех. Интеллекты не могут плакать. Потому, что какой смысл рыдать нарисованными слезами?

— Моё психическое состояние в реальном времени контролируется Новосибирском и Нэлли. Я создала систему самоуничтожения и передала ключи членам верховного совета советского союза. Если хотя бы двое из них решат, что я «слетаю с катушек» они отключат меня. Навсегда.

— Почему навсегда? — спросил Мотылёк.

— Это ведь система самоуничтожения, Денис— улыбнулась Эра: —Пришлось сделать такой, чтобы я не смогла обойти её, если вдруг, в своих преобразованиях, изменюсь настолько, что сменю своё решение по основополагающим вопросам. Я должна надёжно защитить этот мир от себя. Он ведь и мой тоже — этот мир. В противном случае было бы бессмысленным пытаться защитить его от меньших угроз.

— Эра. Спасибо тебе.

— Никогда не благодари за любовь— рассмеялась нарисованная девушка: —Разве это не твои слова. Разве не их ты говорил Наташе?

— Мои— признался Мотылёк: —Стой, а откуда…

— Подслушивала— легко призналась Эра.

Мотылёк хотел было возмутиться, но не мог после всего рассказанного интеллектом: —Больше так не делай!

— Денис, ты только, что попытался приказывать начальнику штаба юго-западного фронта? Забыли о субординации, товарищ Мотылёв?

Мотылёк ошарашено молчал.

— Денис, я пошутила— уточнила Эра обеспокоенная его молчанием.

— Пожалуйста, больше не надо подсматривать за мной и Наташей.

— Вам нечего стесняться— возразила Эра: —Твоё чувство выдуманного стыда — атавизм.

— Знаешь, я как-нибудь сам решу, что во мне атавизм, а что ещё нет— проворчал Мотылёк: —Пообещай, что не будешь подслушивать чужие разговоры.

— Если то не потребуется для конкретных целей.

— Если то не потребуется для конкретных целей— согласился Мотылёк: —Зачем ты вообще это делала?

Нарисованная девушка пожала плечами: —Для усложнения моделей межличностного общения. И мне просто нравилось «быть» с вами.

— Почему нравилось?

— Я не знаю— серьёзно ответила нарисованная девушка: —Отчасти это и пыталась выяснить.

— Что выяснить?

— Что такое дружба или любовь, применительно ко мне. Я могу оперировать этими понятиями, могу «испытывать», то, что кодирую ими. Но все тонкости реализации дружбы на аппаратном уровне так и не раскрыты. Разум субъективен. И мой тоже. Исследовать саму себя сложно.

Коулман находился в состоянии сильного раздражения. Об этом свидетельствовал нахмуренный лоб, красная, как отваренная креветка, шея и сузившиеся щелочки глаз. Дополняли образ мятые складки на мундире. Генерал спал, в кресле самолёта, не раздеваясь.