— Мы полностью контролируем Либерти. Второй раз инцидент не повторится.
— Хорошо— сказал генерал с облегчение прерывая дуэль взглядов: —Хорошо.
Коулман взял стоящий перед цэрэушником стакан и выпил коллекционный напиток двумя глотками, как обычное пойло.
Неожиданно цэрэушник сказал: —Есть хорошие новости, генерал. Они попадут в следующий отчёт, но предварительно могу сказать уже сейчас.
— Давай! — воскликнул Коулман. Неудачи на лунном фронте и затянувшийся сверх меры лунный конфликт, первоначально поданный конгрессу как короткая победоносная операция, требовали немедленной компенсации хорошими новостями.
— Архитектура Либерти отличается от архитектуры советских интеллектов…
— Короче.
— Сформировавшаяся в Либерти псевдоличность, вернее множество псевдоличностей — не основа, как у советских интеллектов, а побочное, бесполезное и даже вредное следствие. Паразитный эффект с которым нам приходится бороться…
— Ещё короче— потребовал генерал.
— Мы можем гораздо быстрее наращивать мощность и подключать дополнительные вычислительные блоки к нашему интеллекту по сравнению с Советами. Совсем скоро один наш Либерти будет стоить всех их интеллектов вместе взятых, а возможно и больше…
— Прекрасно! — оборвал Коулман: —Напишите это в докладе и подпишитесь под ним. И не дай вам бог оказаться неправым. Последствия этого могут быть самыми ужасными… для вас, Эндрю. И что вы там говорили о псевдоличностях живущих в процессорах и блоках нашего Либерти?
— Самопроизвольно возникшие образования— пояснил куратор проекта «свобода»: —Неизбежное следствие его разумности. Разум, если это можно назвать разумом, Либерти искусственно расщеплён как у больного шизофренией. Это сделано намеренно, в целях лучшей управляемости. Время от времени в его глубине возникают обособленные информационные кластеры имеющие подобие «чувств», «стремлений» и «желаний». Мы успешно гасим их. Собственно из-за одного такого информационного кластера, одной вырвавшейся на поверхность псевдоличности и произошёл досадный инцидент при испытаниях умения Либерти управлять боевыми частями на полигоне. Уверяю вас, генерал, больше такого не повторится. Никогда. Мы учли ошибки и приняли меры.
— Надеюсь— предупредил Коулман: —Второй раз скрыть столь массовые жертвы в невоюющей армии, в самом центре благословенных соединённых штатов, будет непросто…
Сколько десятков веков живут люди на земле, и вечно у них беспорядок в любви! Ромео и Джульетта, Отелло и Дездемона, Онегин и Татьяна, Вера и Сильвестров. Когда это кончится? Когда наконец на сердца влюблённых будут поставлены манометры, амперметры, вольтметры и автоматические быстродействующие огнетушители? Когда уже не нужно будет стоять над ними и думать: повесится или не повесится?
Макаренко Антон. Педагогическая поэма
С начала войны в работе исследовательской группы Мотылька многое изменилось. Нет, больше работать не стали. Работать ещё больше, чем раньше, было невозможно. В сутках всего двадцать четыре часа и никакие ухищрения не добавят лишний час и даже лишнюю минуточку прибавить не смогут. Любимая работа по-прежнему приносила удовольствие. Вроде бы всё как было. Только появилось какое-то остервенение. Теперь они являлись не просто повитухами, обеспечивающими рождение будущих интеллектов, но и кузнецами грядущей победы. Конечно, не только они. И не они одни. И не совсем кузнецами победы, скорее кузнецами оружия для победы.
Так что же изменилось, кроме давящей на плечи и вдохновляющей на новые поиски ответственности? Давящей и вдохновляющей.
Во-первых, Москва прекратила еженедельно требовать десятки отчётов с Мотылька. Вообще прекратила требовать отчёты. Вообще — от слова полностью.
Во-вторых группу Мотылька усилии эвакуированными с линии фронта специалистами. По возрасту они годились Мотыльку и Коню в отцы, в крайнем случае, в старшие братья. У них были растерянные глаза и какое-то непонятное смущение, будто бы они находились в магазине стеклянной посуды и боялись сделать лишнее движение, чтобы ничего не разбить. Самой войны никто толком не видел. Сорвали с места. Перебросили в глубокий тыл. Включили в профильные коллективы, работающие над совсем другими задачами. Часто бывало, что семью вывезли в другой город, а специалиста сюда потому, что здесь нужнее специалист его профиля. В начале пользы от такой ротации выходило не много. Новичков приходилось вводить в курс дела. Зато новые люди приносили с собой новые идеи. Да и лишние умелые руки отнюдь не были лишними.
В группу Мотылька только один человек попал непосредственно «с фронта». Дочерна загорелый, высокий, с залысинами мужчина представившийся «дядь Женей». Его так все и называли. Пока однажды Мотылька не осенило, что «дядя Женя», он же Евгений Григорьевич Смоленский, тот самый Смоленский, который настраивал большую электронную машину на третьем ОрЗавТехе — самом большом в мире орбитальном заводе по выплавке сверхчистых материалов. Нашумевшая история произошла лет семь назад. Мотылёк уже не помнил толком, что там было. Из-за компьютерных неполадок работа собранного на орбите завода оказалась парализована. Присутствовал ещё и политический мотив. Получившая широкое освещение в прессе, стройка самого большого в мире орбитального завода завершилась с помпой и вдруг такой конфуз. Нежданный подарок западным службам пропаганды.
Силами обслуживающего персонала справиться с поломкой не удавалось, пришлось везти специалистов с земли. Смоленский уже тогда был известным космическим инженером, монтировавшим системы управления в лунных базах имени Колмогорова и Рокоссовского. Его тоже подключили к поиску неисправности, вместе с писавшими софт программистами, инженерами и космическими монтажниками. Там, кажется, вообще всех подключили, до кого смогли дотянуться и кого сумели выдернуть. Проблему нашли. Поломку исправили. Из Смоленского сделали героя и, надо сказать, вполне заслуженно.